Здесь мною приводятся отрывки из писем Виталия (с его согласия)

Воспоминания о Китае

Раньше в Китае было множество велосипедов и велорикш, улицы были просто забиты велосипедами. На проезжей части была выделена полоса специально для велосипедистов, у каждого магазина, конторы обязательно была стойка для велосипедов (как двести лет назад коновязь). В небольшом количестве попадались и рикши-бегуны с их удивительно легкими и хрупкими на вид колясками.
Велорикш было очень много. Это не только пассажирские, с двухместными колясками (у бегунов - одноместные). Больше было как раз грузовых рикш. У них вместо сиденья была укреплена платформа, на которую наваливали и увязывали горы груза. Платформа могла быть с бортами. Были специальные рикши для перевозки детей. У них был устроен кузов в виде остекленного куба из рам, как у нас делали теплицы до появления пленок. Внутри устраивали сиденья и детишки там рассаживались, дождь был им не страшен. Так перевозили маленьких детей дошкольного возраста.
Советским специалистам и членам их семей пользоваться услугами рикш строго запрещалось, по морально-коммунисическим принципам. Специалисты же из соцстран - Польши, Чехословакии и др., пользовались ими свободно и говорили, что наоборот, они дают им заработать.

...Необычного было много. Бумажные цветные зонтики, соломенные шляпы в виде гриба, бумажные фонарики на улицах, бесконечное разнообразие воздушных змеев, филигранное мастерство в изготовлении безделушек из той же бумаги и дерева, нескончаемые ряды будд на все случаи жизни, неизменные улыбки на лицах китайцев - не помню ни одного хмурого лица. Иероглифы, восхитительные в своем разнообразии и удручающие невозможностью их понять. Крошечные ножки пожилых женщин. Разрезы по бокам платья. Китайская музыка. Тогда были непривычными и женщины в брюках, ластики на конце карандаша, шариковые ручки, бадминтон. Перечислять можно долго.

О языке.
Тогда была дружба с СССР и русский язык был в почете. Во всяком случае в Пекине в любом сколько-нибудь крупном магазине, столовой, уж не говоря о гостинницах, персонал знал несколько слов на русском, достаточных, чтобы обслужить клиента. Так же, как и на немецком, английском, французском.

Из дневника. Приезд в Китай:
"...Все, на кого ни посмотришь, постоянно улыбаются. Улыбается дежурный по станции, провожая поезд, улыбаются рабочие на путях. Радостно улыбаются и машут руками жители посёлков. Потом, в Пекине, всегда улыбчивый обслуживающий персонал в гостинице. Шофера на забитых машинами улицах с улыбкой выясняют, кому сначала проехать, вежливо уступая друг другу дорогу. Уж совсем дикими казались улыбки на лицах продавцов. Вместо того, чтобы отвернуться или рявкнуть: "ну что вам нужно!", они с приветливой улыбкой шли навстречу и терпеливо выясняли, что хочет покупатель. Сначала это резало глаз, потому что непонятна причина - у нас без причины никто не улыбается, тем более постороннему. Потом привыкли, улыбка стала казаться нормальным выражением лица."

А вот возвращение на Родину:
"...Мне уже было шестнадцать лет, я имел статус гражданина и не мог ехать по паспорту родителей. Однако советский паспорт за границей тоже, почему-то, не оформляли. Сказали, что получу после приезда в Союз. Для пересечения границы мне выдали сертификат, то есть удостоверение, на китайском и французском языках с фотографией и визой на выезд из Китая и въезд в СССР. Всё пошло в обратном порядке. Опять проверка на таможне, смена вагонных тележек с узкой на широкую, переехали на свою, родную территорию. Здесь мы уже не гости, это наш дом, можно идти и ехать куда заблагорассудится. Но боже, что за лица!? Угрюмые, недовольные, голова всё время несколько наклонена, отчего взгляд исподлобья. При виде их возникает чувство тревоги за свою жизнь. Сразу вспомнилось, как на пути туда китайцы удивляли нас своим беспричинно весёлым обликом. Прошло какое-то время прежде, чем мы привыкли к виду сограждан. Дорога тоже, в конце концов, пришла к концу. Поезд малым ходом приближается к вокзалу. Поездное радио играет "Утро красит нежным цветом+".

...о бедуинах и просто пастухах...

Мой коллега, работавший в Туркмении, рассказывал, что одомашненность верблюда весьма относительна. Они могут месяцами ходить по пустыне, предоставленные сами себе, а когда у хозяина возникнет надобность во вьючном транспорте, он едет в пустыню, отыскивает свое стадо и ловит верблюда. Некоторое время уходит на то, чтобы заставить его слушаться, а потом он готов к работе. Также, если верблюд ему больше не нужен, или нуждается в длительном отдыхе, он просто отпускает его в пустыню, больше о нем не заботясь. Верблюд сам находит стадо, воду и пропитание.
Принадлежность верблюда устанавливается по клейму, а примерное местонахождение стада хозяину всегда известно благодаря системе, которая по тюркски называется "узун-кулак", т.е. "длинное ухо". Всякий, увидевший верблюдов, сообщает об этом каждому встречному, и таким образом весть доходит до хозяина. Вы спросите, откуда ему знать, что речь идет о его верблюдах? А ему так и говорят: "твоих верблюдов неделю назад видели у большого солончака (к примеру)". Откуда видевший знает, чьи верблюды. Так же, как мы определяем знакомых - по фигуре и лицу, т.е. морде. Нам это кажется невероятным, но для скотоводов это обычное дело.
Я сам с этим сталкивался, только речь шла не о верблюдах, а об овцах, что, по-моему, еще хуже. В Казахстане я как-то наблюдал, как пастух загоняет овец в загон и поинтересовался, как он успевает их сосчитать. "А зачем считать?" - удивился он, "я и так вижу, какая овца здесь, а какой нет". Когда загон кончился, он сообщил, что двух не хватает, сел на лошадь и поехал искать.
В Киргизии мы ехали с лесником по водораздельной тропе и увидели внизу штук пять коров. До них было далеко, но лесник достал бинокль и, посмотрев, сказал: это коровы Кадрали, надо ему сообщить, что они тут пасутся.

...о дружбе без предрассудков...

Как-то, по долгу службы, побывал я в Пензенской губернии, где остановился у одного лесника. Был был он хорошим хозяином, имел добротный дом, несколько голов скота и лошадь. На этой лошади он приехал за мной в лесничество, потом возил несколько раз на участки. Был он охотник и держал охотничью собаку из породы гончих. Эта порода используется преимущественно для охоты на разного зверя от зайца до медведя. У собаки с лошадью была дружба, что называется, не разлей вода. Когда лесник ехал куда-либо, собака всегда бежала вместе, но не с ним, а с лошадью. При этом она бежала не сбоку телеги или сзади, как обычно делают собаки, а впереди под самой мордой лошади. Бежала собака рысью, если лесник подстегивал лошадь и та бежала быстрее, чем могла собака, у которой шаг короче лошадиного, она оборачивалась на лошадь и раза два-три лаяла, лошадь тут же сбавляла ход. Лесник говорил, что погонять лошадь в таком случае бесполезно, она слушает собаку и быстрее ее не побежит. Удивительно было и то, что собака перед лошадью бежала всегда рысью, хотя, казалось бы, ничто и никто не мешал ей перейти на галоп. Галопом собака гонялась только за дичью. Стоило ей учуять зайца или глухаря, а в тех местах почему-то было много глухарей, как она все забывала в охотничьем азарте и неслась громадными прыжками не разбирая дороги с громким лаем за добычей. Было даже страшно смотреть, как она мчится по полузаросшей вырубке, перемахивая через вывороченные пни и порубочные остатки. Гончаки очень азартны, и бывают случаи, когда собака напарывается на торчащий сук и погибает. Отзывать собаку бессмысленно, голос крови сильнее голоса хозяина. Только набегавшись и окончательно потеряв добычу (или настигнув), собака возвращается домой. Любая другая собака, но не эта. Эта собака возвращалась на дорогу к тому месту, откуда она убежала, и по следу разыскивала свою дорогую подругу лошадь. Если хозяин приезжал домой, собака прибегала туда же, если же он уехал в другую деревню, или в лесничество, собака прибегала туда и ложилась отдыхать около лошади. Дома она тоже спала в стойле с лошадью, а не в конуре. Объяснить такую взаимную привязанность лесник не мог. Закончив обследование в этом районе, я должен был вернуться в лесничество, оформить акт и ехать на другой участок. По какой-то причине, не помню сейчас по какой, лесник не мог поехать со мной. Он запряг мне лошадь и сказал, чтобы по приезде я отвел ее к его приятелю, жившему в той же деревне, где находилось лесничество, а он позже ее заберет. Я побросал в телегу свое барахло - спальный мешок, рюкзак, запрыгнул сам и поехал. Собака, как всегда, пристроилась впереди перед лошадиной мордой. "А с собакой что делать?" - крикнул я, обернувшись, но лесник только махнул рукой. Так собака и прибежала вместе с лошадью к нам на базу. Разгрузившись, я поехал к дому лесникова приятеля и сдал ему лошадь на хранение, спросивши при этом, не оставить ли мне пока собаку у себя. Но он сказал, что собака от лошади никуда не уйдет. "Да вы не беспокойтесь" - добавил он, - "Я ее покормлю". Лесник приехал на попутке только дня через два или три. Все это время лошадь находилась в стойле у его приятеля, а собака при лошади. Спала на сене и никуда не отлучалась.
Вот такая дружба, независимая от пола, возраста, религиозной и расовой принадлежности, и экономической зависимости.

Виталий