"Индия находится на самом краю земного диска"
Пластинка "Старик Хоттабыч"
Наверное, всем в детстве было знакомо это чувство разочарования: произносишь взятую из какой-нибудь сказки магическую формулу, типа "Крибле-крабле-бумс!", или "Халай-махалай-бахалай!" и… ничего не происходит. Джинн не появляется Сим-сим не открыватся, преподавательница русского языка в бразильскую рогатую жабу не превращается (а было бы неплохо). Выясняется, что огнедышащих драконов нет, заколдованных принцесс нет, смешно сказать - даже кикимор нет, кругом очковтирательство, обман и неблагоприятная экологическая обстановка.
Наученный горьким опытом взрослый человек, как правило, отказывается воспринимать всерьез все, что нельзя разрезать лазером логики и скепсиса. Именно для такого человека посещение Индии может обернуться настоящим шоком. Оказывается вместо "Крибле-крабле-бумс!" нужно говорить: "Мне билет до Дели, пожалуйста!". Потому, что когда не ковер так самолет перенесет вас в этот город, все щиты, ограждавшие здравый смысл от сомнительных влияний, предательски исчезнут, и вам придеться лицом к лицу столкнуться с непостижимой, перпендикулярной реальностью.
Вот несколько проверенных фактов об этой стране:
В Индии все цвета другого цвета.
Зрачки индусов достигают размеров небольшого блюдца.
Индусы могут общаться друг с другом без помощи речи, письма и жестов.
Индия - не грязная страна. Там, где понятия чистоты нет вовсе, нет и антитезы грязь/чистота.
В рассказе о моем коротком посещении Индии я не вижу смысла придерживаться хронологической последовательности. Когда я думаю об этой стране, память использует какую-то обратную перспективу, приближая одни события и отдаляя другие. Так, после посещения Варанаси, поблекли впечатления от Дели, хотя старый Дели безумно любопытен. Вообще Варанаси и небольшой городок Бодгая являются для меня своего рода магнитами, к которым прилепился целый ворох воспоминаний, мыслей, чувств, и я намерен сосредоточится на описании именно этих двух мест.
Варанаси. Город - видение, город - сновидение, город, который говорит тебе, что "Жизнь и Смерть - одно и то же лицо", город, которого не может быть.
Мое первое впечатление от него - ночное. Мы (мы - это моя отважная спутница Ольга и я, наголову разбитый насморком, но не менее храбрый) перемещаемся по его улицам на безымянном транспортном средстве на трех колесах и при двух водителях/камикадзе. Рев мотора судорожно протискивается сквозь темные проулки, в глубине которых его пожирает туман. Весь город как будто накрыт сверху ватным одеялом (на дворе январь, ночью температура опускается до нуля). Мертвенный, слабый свет фонарей (они свисают с зарослей проводов, покачиваются, скрипят…) то и дело выхватывает из темноты силуэты покрытой чудовищными язвами собаки или бесшумно пересекающей площадь коровы. Мой воспаленный мозг с удивлением отмечает: то, что сначала казалось ворохом мусора, неожиданно начинает двигаться, оказывается человеком, потом несколькими людьми на секунду обретая жизнь с тем, чтобы в следующее мгновение вновь потерять узнаваемую форму, раствориться в непроницаемой мгле.
Я не помню как мы нашли гостиницу - ночная явь перетекла в утренние сны, превратившись в одну мрачноватую фантасмагорию…
А на утро мы увидели другой Варанаси - бурлящий, наполненный яркой жизнью и не менее яркой, огненной смертью. Умереть в священном городе мечтают многие индусы, некоторые приезжают специально, чтобы провести здесь последние дни. Людские потоки в Варанаси неизменно стекались к Гангу. Здесь вода встречается с огнем, на берегу расположено несколько мест кремации усопших. Не раз, прогуливаясь по улицам города мы встречали похоронные процессии. На носилках покачивались завернутые в цветные ткани тела.
Кстати один досужий индус рассказал нам, что по цвету ткани можно определить пол, и социальное положение покойного. А еще он поведал, что на одного человека уходит около 60-ти кг. дров, и что для умершего было бы полезно, чтобы его прах съели рыбы - это способствует успешной реинкарнации. Позже я начал обращать внимание на многочисленные изображения рыб на фронтонах, дверях, стенах домов, и. т. д.
За поддержанием огня в зонах кремации в течение нескольких тысячелетий следят члены одной семьи. Мы приходили к этим местам в разное время суток и всегда на берегу сновали жилистые домры, к берегу причаливали груженые дровами баржи, над водой поднимался дым от костров.
Здесь я должен упомянуть об одном досадном эпизоде в назидание потомкам. Мне до сих пор неприятно об этом вспоминать, но что было - то было. Мы вознамерились сфотографировать обряд кремации, хотя делать это строго запрещено (я был инициатором сей постыдной акции). Решено было незаметно (ха-ха) пробраться на крышу одного из пустующих зданий и снять величественную панораму с верхней точки.
Но только я вытащил фотоаппарат, как из-за труб, будто чертики из табакерки, возникли индусские дети, они принялись вопить и хватать нас за штаны, за детьми появились взрослые и началось! Один перевозбужденный человек громко обсуждал сам с собой; стоит ли позвать полицию или порешить нас прямо на месте, второй как матру повторял, что он-де желает нам добра, и для разрешения конфликта нужно раскошелится, иначе нам грозят "биг проблем". Гвалд стоял страшный…
Правда в этой сцене с самого начала было что-то гротескное, что-то, что не позволяло отнестись к ней достаточно серьезно. Возможно, упоминание незначительных денежных средств, способных утихомирить оскорбленные религиозные чувства индусов…
В результате мы поступили так, как и должны были поступить жители снежной России: денег не дали, в полицию не пошли, индусов послали мангровыми зарослями. Но, если будете в Варанаси - не снимайте места кремации, не нужно этого делать, ей-богу!
Когда мы приехали в Варанаси, там было очень холодно. Весь город был наполнен людьми, завернутыми сверху в цветастые тряпки и шапки, но с голыми ногами, обутыми в сандалии или вьетнамки (держи ноги и мочеполовую систему в холоде, а голову в тепле). Замороженные индусы притоптывали около горшков, в которых тлели угли. То есть вели себя как люди, совершенно не владеющими навыками эффективного согрева (спросили бы у нас, что ли).
Когда индус садится на корточки и оборачивается какой-нибудь яркой тканью, то кажется, что он обернулся птицей, стал каким-то экзотическим, реликтовым пернатым. Как-то раз мы с Ольгой проходили мимо старой ограды, и я принял группу сидящих около нее "неприкасаемых" за птичью стаю, готовую вот-вот взлететь. Но люди молча проводили нас взглядами огромных, по-кошачьи мерцающих глаз, сами оставаясь неподвижными…
Вообще "неприкасаемые" - одна из самых примечательных социальных групп Индии. Они не похожи на отечественных бомжей, и отношение индусов к ним сильно отличается от нашего отношения к нашим нищим и бродягам. Мне все время казалось, что все их действия, перемещения, и. т. п. подчиняются какой-то непостижимой логике или командам невидимого руководителя. Вот они сели в кружок и обмениваются долгими взглядами, поддерживая молчаливую беседу, вот они организованно поползли от одной подворотни к другой, вот все вместе устроились на ночлег, превратившись в кучу прошлогодних листьев.
Но наибольшее впечатление на всех приезжающих в Индию производят, конечно брахманы, паломники, адепты разных направлений индуизма… Эти люди - главные действующие лица впечатляющего действа, много веков разворачивающегося в Варанаси (сам город напоминает огромные театральные подмостки). Многие из них часами сидят прямо на гатах под дырявыми зонтами, вперив взгляды в голубоватую дымку на противоположном берегу Ганга (в районе Варанаси один берег Ганга совершенно пустынен, а на втором высятся монументальные башни и дворцы). Кое-у-кого лица выкрашены так, как и не снилось футбольным болельщикам, а массивные дреды либо спускаются до пят, либо заботливо собраны в затейливые термитники и гнезда на головах. Некоторые гуру устраивают проповеди под открытым небом для всех желающих, некоторые предпочитают чтобы их не тревожили, просят не фотографировать. Кстати среди сонмов духовных учителей я замечал и европейцев, очевидно принявших индуизм или буддизм и решивших посвятить жизнь аскезе и созерцанию.
Религиозные церемонии на гатах проходят ежедневно. Каждый вечер, уже засыпая, мы слышали доносящиеся с берега звуки труб и табл, голоса молящихся, темные, ночные воды Ганга отражали пламя сотен свечей.
Вообще Индия дает богатую пищу всем органам чувств (о существовании некоторых из них вы, возможно, и не подозревали). У меня от воздействия ее густых, пряных цветов и ароматов по началу "плыла картинка". Все краски в ней жителю среднерусской полосы кажутся задранными, бешеными, невозможными! На наших широтах просто не водятся, не растут такие цвета. Но здесь они находятся в удивительной гармонии, просто компоненты палитры расположены "октавой выше".
Точно такой же мощный натиск ощущали и мои обонятельные рецепторы. Насколько чужеродным мне казался запах сандаловых палочек в переходе московского метро (у какой-нибудь палатки, в которой торгуют псевдоэтникой), настолько органичным - в переулках Варанаси, где нити ароматного дымка оплетали скульптурные изображения богов индуистского пантеона, во множестве разбросанные по всему городу.
Помимо прочих чудес Варанаси славен своими шелками. Один местный житель (тот самый, который объяснял нам тонкости обряда кремации) провел для нас экскурсию по ткацким мастерским. Впечатление от нее оказалось сильным. Мастера ютились на земляных полах в каких-то халабудах, размером с собачьи будки, где при свете тусклых лампочек на допотопных станках и по старинной технологии ткали удивительной красоты переливчатые сари, платки, шали, и. т. д.
Наш провожатый, представился родственником владельца одного небольшого магазина. Он пригласил нас в гости попить чаю и "просто посмотреть готовый товар". Мы согласились, пришли к нему домой, посидели, потом попили чаю, потом поговорили, потом посмотрели ткани, потом… а потом он нас так подрезал, как никто доселе во всей Индии! То есть продал ткани втридорога да еще и с брачком. Все это выяснилось, разумеется, несколько позже, когда мы сопоставили цены. Ольга, как человек волевой и цельный, вернула продавцу его товарец, а себе - свои денежки, а я поленился. Я успокоил себя мыслью, что когда эта индийская редиска закончит свои дни, а его прах сожгут и выбросят в Ганг, то ни одна завалящая камбала не станет его есть. Так и скажет: "Не в моем, мол, вкусе такие обманщики!"
Но мне Варанаси запомнился, конечно, не этим неприятным эпизодом. А, скажем, тем, что над городом парили десятки, а может сотни воздушных змеев. Да-да, и дети и взрослые, стоя на плоских крышах свои жилищ, запускали в небо множество разноцветных квадратиков. У меня есть фотография, своего рода собирательный образ Варанаси - она первым возникает в моем воображении при мысли об этом необыкновенном городе. Я снял ее с крыши нашей гостиницы: здания терассами спускаются к Гангу, изгиб реки теряется в душном мареве у горизонта, в небе очерчивает круг яркая стайка голубей, а еще выше по небесам плывут легкие пылинки воздушных змеев…
По сравнению с Варанаси Бодгая - небольшой городок. Он состоит приемущественно из гостиниц и отелей. Они построены для паломников, стремящихся попасть в то место, где Будда получил просветление. В цетре города на небольшой огороженной территории стоит высокий храм поздней постройки. За оградой находится древнее буддийское кладбище, множество ступ разных размеров и форм, огромное дерево Боддхи, украшенное гирляндами из разноцветных флажков. То здесь, то там можно наткнуться на таблички: "Тут Будда постиг закон причинности", "Тут медитировал", и. т. д. Пройти на территорию храмового комплекса можно совершенно свободно, она рассчитана на то, чтобы вмещать большое количество верующих (или любопытствующих, как в нашем случае).
Наш приезд в Бодгаю совпал с подготовкой к буддийской церемонии Калахакра, открыть которую должен был сам Далай-лама. В тот момент мы имели самое приблизительное представление о том, что здесь будет происходить в течение ближайших дней, и это только усилило воздействие увиденного.
Как только мы вышли из дверей гостиницы, то оказались захваченными потоком насыщенной бордово-золотой лавы. В его мощное "русло" втекали все новые и новые "притоки", он увлек нас своим течением и вынес к эпицентру событий. Поток этот состоял из сотен и сотен буддийских монахов, одеяния которых отличали очень насыщенные оттенки. Необычность впечатления усугубляло преобладание монголоидных лиц (ведь большинство приехавших были тибетцами), мне постоянно приходилось напоминать себе, что я нахожусь в Индии.
Людская лава заполняла собой все пространство вокруг храма. Концентрические ряды монахов облепляли постройки со всех сторон, было похоже, что здания охвачены огнем, множеством маленьких колеблющихся язычков пламени.
На территории храма неумолкало обертональное пение, сюда в течение нескольких дней на бронированном джипе привозили маленького наследника Далай-ламы. Мальчику на вид было лет 5-6, он ежедневно, по многу часов благословлял всех подходивших к нему людей и непрерывно улыбался. Мне удалось беспрепятственно приблизится к нему и сфотографировать.
Буддисты вели себя очень доброжелательно, складывалось впечатление, что мы - чудом попавшие сюда европейцы - интересовали их не меньше, чем они нас. Вообще, они мне показались веселыми и непосредственными людьми. Было очень забавно наблюдать, скажем, как один молодой монах швырял маленькие камешки в затылок своему излишне сосредоточенному коллеге.
Но наибольшее впечатление на меня произвел следующий эпизод. Для развлечения монахов и прочих гостей Бодгаи, заезжим цирком Шапито на скорую руку было построено нечто, напоминающее пиратскую копию Диснейленда. На сравнительно небольшом пространстве были возведены качели - карусели, компактное колесо обозрения и павильон для гонок на мотоциклах по вертикали. Тибетцы с неистовством использовали предоставленную возможность порезвиться, вечером у аттракционов яблоку было негде упасть. Гонки по вертикали пользовались наибольшей популярностью.
Я отчетливо помню, что в эти минуты спрашивал у себя: "Происходит ли все это со мной на самом деле?" Вот стою я, простой русский арт-директор, который еще несколько дней назад наряжал елку в московской квартире, в бушующей толпе буддийских монахов наверху большого, обшитого досками цилиндра. По стенам этого цилиндра с бешеной скоростью и диким ревом проносятся несколько смертников (в лексиконе которых и не ночевали слова "страховка" и "безопасность") верхом на мотоциклах. Мотоциклы устроены так: двигатель отдельно, колеса отдельно, водитель отдельно, все заботливо связано воедино соплями и веревочками. Мотоциклисты ехали "без рук", затем ехали стоя на педалях, потом ехали параллельно друг другу и взявшись за руки, потом с завязанными платками глазами, наконец они принялись на полном ходу выхватывать деньги из рук ликующих зрителей…
Чтобы написать эти строки, я должен был выжить, а то что я наблюдал вокруг говорило о ежесекундном сокращении моих шансов (буддистам-то беспокоиться нечего, им и после кончины еще жить и жить). Я решил уйти, не дожидаясь эффектного взрыва моторов или превращения мотоциклистов в летчиков (по счастью ни первого, ни второго не произошло).
Помимо тибетцев в Бодгае отправляли свои культы и индусы, правда они держались особняком и молились на отдельных площадках. А как-то раз, когда Ольга и я бесцельно бродили по улицам города, наше внимание привлекли голоса, доносившиеся из дверей маленькой часовни. Когда мы подошли ближе, то внутри увидели нескольких человек, сидящих на полу и распевающих мантры в состоянии, близком к экстатическому. Они раскачивались из стороны в сторону, вращали головами, закатывали глаза. Ритм их движениям задавал барабанщик, необыкновенно быстро и энергично игравший на таблах. У нас создалось ощущение, что присутствуем на процедуре перехода этих людей из нашего мира в параллельный, и они вот-вот попросту исчезнут из поля зрения (если вовремя не открыть третий глаз).
Наша с Ольгой привычка праздно шататься по окрестностям тех мест, куда мы попадали, часто приносила неожиданные результаты. В частности невдалеке от центра города мы нашли старый полуразрушенный ашрам. Его стены и башни пожирали джунгли. Мы облазали его весь, и кладка буквально крошилась под ногами. Позади храма нами был обнаружен старый парк, тенистый и тихий. Безмолвие и покой этого места так сильно контрастировали с шумом заполненных людьми улиц Бодгаи! В Индии всегда так: заворачиваешь за угол и попадаешь не в соседний квартал, а в соседнюю галактику. И нигде нет пограничных столбов!
В Бодгае я сделал свое главное индийское приобретение. Я купил сумку. На первый взгляд - обыкновенная холщевая сумка, ничего особенного. Но важна не она, а украшающее ее изображение. Основное место на нем занимает схематично нарисованное солнце со множеством красных лучей. На переднем плане изображена голова плантатора/капиталиста в профиль. И голова, и шляпа у плантатора тоже радикально алого цвета. Пониже плантатора красуется надпись "Big Boss". Солнце сияет, физиономия у капиталиста сияет, надпись сияет. Я при одном взгляде на эту картинку заряжаюсь оптимизмом на весь оставшийся день!
К сожалению, по ряду причин мы не смогли дождаться приезда в Бодгаю Далай-ламы, и через три дня после прибытия поезд увозил нас из этого удивительного места.
Всем путешествующим по Индии известно, что поезда - самый надежный (по индийским меркам) способ передвижения по стране. Индийский плацкарт во многом похож на наш, за исключением того, что с каждой его стороны к стенам приделано не по две, а по три полки. Таким образом, когда обитатель второго яруса хочет прилечь отдохнуть, то пассажир, сидящий на нижней полке вынужден ему низко поклонится и оставаться в таком положении до конца поездки.
Когда я засыпал на своей кушетке обняв рюкзак, мерное покачивание поезда и стук колес подействовали на меня убаюкивающе, окружающая действительность показалась уютной и какой-то родной. Мое наполовину дремлющее сознание не могло точно определить куда я еду: в Аллабад или, может быть, в деревню Фундуклеевку по Ярославской дороге. Даже огромный гриб, который вырос в тамбуре не выводил мой мозг из состояния равновесия и покоя. Хотя, постойте, это даже не гриб, а гамадрил! Ну да, гамадрил, что тут особенного… Нет, пожалуй это не обезьяна, это все-таки человек.
Я почти проснулся и силился разглядеть сгорбленного индийского дедушку, усевшегося на полу в темном пространстве между вагонами. Лицо старца было выкрашено самыми лучшими цветами спектра (это и заставило меня спутать старичка с упомянутым приматом), сверху он накрылся какой-то собачьей подстилкой, а равновесие поддерживал опираясь на деревянный посох. Скрежет колес поезда заглушал его тихое бормотание…
И зачем ему деревня Фундуклеевка? Может там открылся новый ашрам? Я заснул так и не найдя ответа на этот вопрос…
Индия не обманула наших ожиданий. Она оказалось в точности такой, какой я ее себе представлял, когда в детстве читал "Индийские сказки". Ни автомобильный транспорт, ни офисные билдинги, ни огромное количество специалистов в области интернет - технологий не могут помешать почувствовать истинную иррациональную суть этой одной, отдельно взятой вселенной. И что с того, что билет тебе ищут по компьютерной базе, когда проход к кассе загораживает корова! Если в этом сумбурном рассказе мне удалось хотя бы отчасти передать свое восхищение Индией, то я считаю задачу выполненной.
P. S. в рассказе могут содержаться неточности в описании индуистских и буддийских верований и обрядов. Заранее приношу извинения, если это так. Буду благодарен за поправки или комментарии.
Бестужев Никита
14. 01. 05
